Понемногу о многом

Любой подвизающийся рано или поздно оценит его. Страсти, как мотивация сходят на нет и остается только уцепиться за это рутинное слово.

Праздник души и праздник плоти – суть разные вещи.

Ум смиренный и ум изображающий смирение – суть две разные вещи.
 

Это не противопоставление, а сокрушение о немощи нашей. Как правило, ничего другого нам и не остается, как изображать смирение. Но потихоньку, помаленьку, навыкая в смирении, как в уме, так и в жизни, можно стяжать и ум смиренный, и смирение, и спасение.
 

Ум смиренный и ум изображающий смирение – суть две разные вещи.
 

Приходят скорби и печали. Взываешь к Господу, и приходит Он и с Ним избавление.
 

Но здесь как.
 

Если призываешь друга, то Он проходит по первому зову,

если зовешь просто знакомого, то придется попросить,

если незнакомца, то можно голос сорвать пока докричишься.

Жизнь по страстям, живи как хочется, подобна чесотке.

Чешись, если хочешь. Но, в конце концов, тебя ждут страшные, смрадные раны.

Излишний вес. Хорошая иллюстрация к духовной жизни.
       

Хочешь быть стройным и вследствие этого здоровым? Не ешь, потерпи. Не хочешь? Тогда придется пострадать. И через неприглядный вид, и через болезни.
       

Так же и в духовной жизни. Хочешь быть духовно здоров? Потерпи. А о том, чтобы было, что потерпеть, позаботятся и наши страсти и враг нашего спасения. Не хочешь терпеть? Тогда придется пострадать и через скорби, и через болезни. Терпи их с благодушием.

Не хочешь и этого?

Тогда погибнешь.

Стоят Студийские* святые отцы на службе. Не знают, то ли он на Небе, то ли на земле. Не хочется спускаться. Здесь еще кафизму почитаем, здесь канон…

Стоит на службе пролетарий религиозного фронта. Когда же эта служба кончится? Так… Опускаем кафизмы, канон на два…

_________________

*В основе богослужебного устава Православной Церкви лежит устав Студийского Константинопольского монастыря

P. S. Я не за длинные службы. Я за то, чтобы службы были как у святых отцов.

Без терпения нет спасения

Человека, духовно преуспевшего, уподоблю мальчику, который теребил и теребил юбку матери, пока та не наклонилась и не взяла его на руки.